Три сподвижника

К предкам современных татар ислам пришел задолго до 922 года, когда из Багдада прибыло знаменитое посольство, описанное Ибн-Фадланом, по случаю огосударствления ислама в Волжской Булгарии. Однако более точной информации на этот счет нет. «Сейчас уже трудно сказать, – пишет Ш.Марджани в «Мустафад аль-ахбар», – когда именно они [булгары] приняли Ислам, но ясно, что это было даже раньше времен аббасидского халифа Харун ар-Рашида. Конечно, Ислам был принят не всем народом сразу, однако, можно сказать, что через сто лет после первого принятия Ислама, булгары приняли его официально. А это, как известно, уже произошло при халифе ал-Муктадире, можно смело сказать, что это уже было поголовным принятием Ислама всем булгарским народом».

«Таварихи Булгария» уточняет, что ислам на землю древних булгар впервые пришел во времена Айдар-хана. Принесли его три сподвижника благословенного Пророка:  Абдаррахман ибн Зубейр, Хантал ибн Раби и Зубейр ибн Джа'да, которые чудесным образом исцелили больную дочь правителя, после чего он со своим ближайшим окружением принял ислам. Предание о трех сподвижниках всегда вызывало к себе трепетное отношение в татарском народе. Однако Ш.Марджани достаточно скрупулезно исследует эту историю и приходит к неутешительному выводу: скорее всего она вымышленная.

Подобный скепсис авторитетного татарского историка должен был, казалось бы, навсегда вычеркнуть какое-либо дальнейшее упоминание о трех сподвижниках из татарского религиозного дискурса. Однако народная память продолжает бережно хранить это предание, обретшее недавно новую жизнь в связи с возведением памятного монумента, посвященного упомянутым трем сподвижникам, в Булгарах.

Часто бывает так, что предания, будучи сомнительными или даже откровенно недостоверными, тем не менее не лишены исторического смысла. Однако этот смысл лежит не на поверхностной канве повествования, а скрыт некоторым образом внутри него. Поэтому для того, чтобы увидеть подлинный смысл повествования, его истинное значение для исследователя важно уходить от прямолинейного восприятия, а искать подходящий контексту ракурс исследования. Приведу два примера.

Биографы великого имама Абу-Ханифы возводят к нему слова, в которых предсказывается дальнейшая судьба его учеников. Например, Абу-Юсуфу предрекается, что он «склонится к мирскому, а мирское склонится к нему», а Дадуду ат-Таи, напротив, что оставит занятия мусульманским правом и посвятит себя аскетизму. Действительно ли это предсказание сошло с уст Абу-Ханифы для исторической науки вопрос открытый. Но очевидно другое: в данном изречении содержится абсолютно достоверная информация, может быть, не столько о чудесной способности имама предсказывать будущее, сколько о том, как сложилась в итоге жизнь его учеников. Как мы знаем, Абу-Юсуф действительно сделал весьма успешную в миру карьеру, став первым Верховным судьей мусульманского халифата и умудрившись сохранить свой пост при трех халифах, а Давуд ат-Таи, как и предсказывалось, оставил юриспруденцию и посвятил себя делам благочестия, вступив в один из суфийских тарикатов. Даже если подобное предсказание имеет ретроспективное происхождение, это не умаляет его ценности и определенной исторической достоверности, по крайней мере, в части, касающейся описания судьбы учеников великого имама и их личных устремлений.

Аналогичным образом очень ценную историческую информацию несут, как это ни парадоксально, и подложные хадисы, которые весьма активно сочинялись в первые два столетия после смерти Пророка. Как отмечают многие исследователи, вымышленные хадисы ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов исследователя. Просто их надо рассматривать как источник информации не об эпохе Пророке, а о времени сочинительства этих самых хадисов, т.к. они отразили в себе имевшуюся на тот момент богословскую полемику и запечатлели обсуждаемые тогда проблемы и существовавшие точки зрения на их счет, сформулированные под видом изречений Пророка.

К повествованию о трех сподвижниках можно относится в сходном ключе. С этой точки зрения, его следует рассматривать, возможно, не как источник фактологической информации, а как повод для трансляции определенных смыслов, важных не столько для истории, сколько для более глубокого понимания мировосприятия татарского народа. Если это предание  зафиксировано в коллективной памяти татар, то вне зависимости от своей исторической достоверности оно является элементом их коллективного самосознания и так или иначе отражает рефлексию их религиозной традиции. Этим в первую очередь оно и ценно.

Самым общим и очевидным посылом истории о трех сподвижниках является идея о раннем приходе ислама в волжские земли. В ней отражена мысль о том, что эстафету Истины, проходящую сквозь века, волжские булгары переняли непосредственно от Первоисточника, словно драгоценный аманат, доставшийся им из первых рук, что также отражает идею аутентичности ислама у татар. Осознаниие этого факта на протяжении многих веков подкрепляло в татарах чувство национального достоинства и вдохновляло их на поистине мессианское стремление сохранить первозданность ислама в иноконфессиональной среде, оставаясь самым северным мусульманским народом мира.

К сожалению, за советский период воинствующего безбожия подобное самовосприятие было в значительной степени утрачено. Сегодня многие татары считают себя ущербными в религии, эдакими инвалидами духовности, нуждающимися в зарубежной опеке. Многие молодые люди, воспринявшие ислам в отрыве от национальной традиции, уже не видят заключенной в ней глубинной мудрости и движимые комплексом неполноценности все больше вырождаются в бездумных эпигонов чужого опыта, вплоть до мелких деталей калькирующих религиозную практику других народов.

Следующие важные смыслы предания о трех сподвижниках скрыты уже в деталях сюжета. Как указывает «Таварихи Булгария», отправляя своих посланцев в далекие земли волжских булгар наш благословенный Пророк одному из них вручил посох, второму – чернильницу, а третьему – чалму. Символизм сказанного очевиден. Поэтому для того, чтобы понять подлинный смысл этой истории и то, почему она так важна для религиозного самосознания татарского народа необходимо расшифровать заключенные в нем коды: посох, чернильницу и чалму. Сегодня с высоты ретроспективы это сделать проще, поскольку окидывая своим взглядом прошлое, мы имеем больше пространства для обзора того, как смыслы, зашифрованные в этих символах, были проявлены в духовной жизни татарского народа.

Символ первый. Посох, как известно, это атрибут путника в древности. Именно путники, странствующие по миру, принесли ислам предкам современных татар. «Булгарские тюрки, – пишет Ш. Марджани, – отличались от всей массы тюрков: они имели хорошие связи с народами Мавераннахара, Хорасана, Хорезма и других государств. Очень активно занимались торговлей, в результате чего шло общение, обмен опытом, к булгарам приезжали ученые, проповедники и врачи. Поэтому они первыми приняли Ислам». Здесь Марджани немного скромничает: булгарские тюрки отличались не только от всей массы тюрков, но и от многих других народов, впоследствии ставших мусульманскими. Из истории известно, что многие арабские племена, персы и даже народы Св.Кавказа не сразу увидели животворный дух ислама, а потому его приход поначалу встречали с оружием в руках. Древние же татары откликнулись на зов Истины без малейших колебаний и тем более без какого-то бы ни было принуждения. Поэтому посох – это символ мирного прихода ислама на наши земли.

Приняв ислам мирным путем предки татар стали также нести его свет и другим народам. Тот же Марджани рассказывается о семи булгарах, которые принесли ислам башкирскому народу. По сей день феномен ислама у татар, сохранивший свой мирный характер и в условиях поликонфессональной среды,  вызывает живейший интерес по всему миру. Каждый год Татарстан посещают многочисленные делегации, начиная от дипломатов стран Евросоюза и заканчивая госсекретарем США, с единственной целью: изучить и по возможности перенять в свои страны опыт мирного ислама татар, живущих в иноконфессионольном окружении.

Еженедельно о мирном характере ислама верующим напоминает посох в руке имама во время пятничного богослужения, который отсылает сознание молящихся к образу странника, несущего свет веры, и побуждающего нас самих быть такими же путниками духовности, с миром идущими по жизни. Любопытно отметить, что в толковании некоторых мусульманских радикалов посох (палка) в руке имама имеет совершенно противоположное значение и предстает пусть и простейшим, но оружием. При этом он не просто выражает символическую готовность предводителя мусульман вести вооруженную борьбу, а имеет сугубо практическое значение, поскольку во время проповеди имам единственный, кто видит пространство за незащищенными спинами пришедших на молитву. Поэтому, уверяют исламские алармисты, муджахеды Афганистана во время пятничной проповеди вместо посоха держат в руке автомат Калашникова.

Мирный характер татар во многом связан с их принадлежностью к ханафитско-матуридитской богословской школе с ее учением о двухсоставном определении веры и учением об ирджа (оставлении наших разногласий на Суд Бога), которое Абу-Ханифа весьма последовательно проповедовал во всех своих богословских трактатах. Именно такое понимание исламской догматики позволяет обходить острые углы религиозно-мировоззренческих противоречий, не доводя их до открытых столкновений и кровопролития. Не случайно, что подрыв именно этого аспекта мусульманского вероучения стал одной из основных задач экспансии салафизма в татарский мир, ради достижения которой его адепты не гнушаются абсолютно никаких методов. Так, в Казани салафитами был подделан и в искаженном виде широко растиражирован учебник известного татарского богослова Ахмадхади Максуди «Мугаллим ас-сани», в котором двухсоставное определение веры было заменено на трехсоставное, при определенном толковании являющаяся благодатной питательной средой для радикализма и религиозной вражды.  

Важно заметить, что мирный характер ислама у татар - это не ангажированная декларация мусульманского духовенства последних лет, а объективная оценка, в т.ч. и светских исследователей. Вот как пишет об этом М. Худяков в «Очерках по истории Казанского ханства»: «Одну из самых светлых сторон в общественной жизни Казанского ханства составляла полная веротерпимость, которая находилась в тесном соответствии с торговым характером городского населения, с традициями Волжско-Камской Болгарии, а также с государственным и общественным строем Сарайского ханства. В самой Казани находился христианский храм - армянская церковь; до сих пор уцелели надгробные плиты расположенного в Казани армянского кладбища. К язычникам-инородцам мусульмане относились с полной терпимостью и никогда не пытались насильственно обратить их в мусульманство. Проповедь мусульманских миссионеров среди инородцев совершалась мирным путем: суфитские шейхи ходили по деревням и своими проповедями обращали язычников в мусульманство. В знак того, что в Казанском ханстве обращение жителей в мусульманство совершилось мирным путем, мулла во время молитвы (хутбе) в мечетях Казанского края стоит, опираясь на посох странника, а не на меч воина, как в Туркестане, где обращение жителей в мусульманство было совершено огнем и мечом».


Символ второй. Чернильница – это символ книжной учености, образованности, знания. Конечно же, сегодня для всех мусульман, по крайней мере, декларативно, ислам – это религия знания. Однако для татар эта особенность ислама всегда было чем-то большим, чем просто красивым лозунгом. Так, вплоть до самой революции несмотря на отсутствие всеобщей государственной системы образования татары благодаря приходским школам и медресе, содержавшимся исключительно на частные пожертвования членов махалли и мусульманских благотворителей, почти все без исключения умели читать и писать, т.е. были самым грамотным народом в Российской империи и даже далеко за ее пределами. Высокий уровень образованности татар создавал огромный спрос на чтение. До революции татарами было издано свыше 30 тысяч различных наименований книг, большая часть которых была религиозного содержания. А еще в конце XVIII века татарские богословы первыми в истории мусульманского мира подготовили к изданию печатный Коран. Только за первую половину XIX века Коран, изданный в Казани и известный как «Казан басмасы», разошелся по всему миру многократными тиражами, общее число экземпляров которых перевалило за 150 тысяч, что было чем-то немыслимым по тем временам.

Интересно отметить, что одно из толкований куньи имама Абу-Ханифы также отсылает нас к образу чернильницы, которую величайший предстоятель всегда носил на своем поясе и которая на иракском диалекте обозначается словом «ханиф». Таким образом, словосочетание «Абу-Ханифа» можно перевести  как «Человек с чернильным прибором (чернильницей)», «Человек пера», а более в широком толковании – как «Человек науки». Не исключено, что символ чернильницы из рассматриваемого предания воспринимался раньше не только как обозначение общей исламской традиции образованности, но считывался как скрытая аллюзия именно на мазхаб великого ученого Абу-Ханифы.

Символ третий. Смысловая семантика чалмы связана с ее изначальным предназначением. По своей сути чалма – это похоронный саван, намотанный вокруг головы. Ежедневное ношение чалмы напоминало ее обладателю о конечности бытия, о необходимости постоянной готовности к смерти и встречи со своим Создателем. Семантика чалмы коррелирует с мусульманским обрядом имянаречения (исем кушу), во время которого над новорожденным провозглашается азан и икамат, т.е. формулы призыва на обязательную (фард) молитву, каковой является похоронный (джаназа) намаз. Согласно исламскому праву, между икаматом и самой молитвой не должно быть временного зазора. А поскольку между похоронной молитвой и призывом на нее во время обряда имянаречения успевает втиснуться целая жизнь человека, смысл этого в том, что наша жизнь – всего лишь крохотное мгновение перед ликом вечности и нужно торопиться жить достойно и праведно. Уже прозвучал призыв на нашу похоронную молитву и потому мой саван, свернутый в чалму, всегда со мной. В любой момент ангел Азраил может прийти по мою душу и я должен быть к этому всегда готов.

Осознание конечности своего бытия и внезапности смерти отрезвляет человека от пустого и бессмысленного времяпрепровождения, тонизирует его, вдыхая осознанность в каждое мгновение его жизни. «Чаще вспоминайте то, что усекает сладость» – говорил Пророк в данной связи о смерти. Поэтому среди суфиев практикуется обряд тафаккур аль-маут – «размышление о смерти», во время которого человек мысленно проживает свою кончину, собственные похороны и Судный день. Непрестанное ощущение не себе дыхания смерти помогает человеку оставаться внутренне свободным, не привязываться к материям бренного мира, быть независимым от него. В суфийской традиции, это состояние называется факр – «бедность» («нищета»), подразумевающая отсутствие ненужных привязанностей, бессмысленность которых подчеркивает похоронный саван чалмы, размотать которую могут в любое мгновение. Не случайно, в некоторых тарикатах обряд «инициации» именовался шадд («обматывание») и заключался в наматывании новообращенному чалмы на голову (или опоясывание туловища), которая становилась обязательным элементом одежды дервиша.

Случайность или нет, но имамы (не говоря уже о рядовых мусульманах)  в Саудовской Аравии и других странах Персидского залива, где широко распространена идеология салафизма с его ярко выраженной ненавистью к суфийской традиции, не носят чалмы. Их головным убором является окольцованная эгалем куфия, т.е. платок с обручем.

Итак, чалма – это символ внутренней отрешенности, свободы от мирских привязанностей, другими словами, символ духовности в ее религиозном понимании.

Таким образом анализируя предания о приходе трех сподвижников на землю волжских булгар можно резюмировать, что в его символике закодировано следующее послание: ислам, пришедший к нам в первозданном виде от благословенного Пророка, несет в себе мир, просвещение и духовность. Именно так наши предки всегда понимали свою религию. Это и есть, к слову, основные столпы того, что нынче называют традиционным исламом татар.

Однако вернемся к внешнему сюжету предания. Благословенный Пророк, согласно «Таварихи Булгария», не зря вооружил своих посланцев посохом, чернильницей и чалмой. Они пригодились в самый ответственный момент, когда булгарский хан пригласил их ко двору и попросил исцелить свою дочь, которую разбил паралич. Вот как об этом рассказывает само предание: «Эти асхабы поставили чернильницу, данную Пророком, на землю и воткнули посох в нее. Абдаррахман ибн Зубейр, надев на голову чалму, которую дал Пророк, совершил два раката намаза. Те двое сказали: «Аминь!». Этот посох превратился в небольшое деревце. И достигло оно высоты ханского дома, разветвилось и покрылось листьями. Собрав их в веник, попарили эту девушку в бане. Тотчас девушка исцелилась и пришла домой совсем здоровой. Хан, увидев этот случай, принял ислам». Далее в предании говорится о том, что по выздоровлении ханская дочь вышла замуж за одного из сподвижников. От их брачного союза родился Мухаммед-Амин хан.

Из определенной сказочности этого сюжета видно, что здесь не обошлось без фольклорного творчества, существенно приукрасившего исходный рассказ. Однако значит ли это само по себе, что история о приходе на землю древних булгар сподвижников Пророка полностью вымышлена? Отнюдь нет. Просто важно осознавать, что передаваемое из уст в уста это предание, идя сквозь столетия неизбежно было обречено на некоторое дорисовывание в сознании народа. И между прочим именно этим оно и ценно, поскольку таким образом стало нести в себе назидательный подтекст, которого нет и быть не может в изначальном голом факте прихода сподвижников в волжские земли.

Очень часто многие путают религиозную истину с истиной исторической (научной) и порождают в принципе бессмысленные дискуссии. Например, многие верующие спорят о том, был ли потоп во времена пророка Ноя (Нуха) всемирным или же только локальным. Возможно, кому-то действительно интересно узнать ответ на этот вопрос, только важно осознавать, что собственно к религиозному измерению, к духовному воспитанию личности это не имеет абсолютно никакого отношения. С точки зрения духовности важен не масштаб потопа во времена Ноя, а совсем другое: идея ответственности за наши поступки, неизбежности воздаяния за творимое нами зло.

Поэтому достоверность предания о трех сподвижниках всегда будет занимать исключительно историческую науку, но не религиозную традицию, которая, как и в истории с Ноем, фокус внимания с исторической плоскости смещает в сторону духовного измерения. Если даже допустить, что эту историю целиком и полностью от начала до конца сочинили наши предки, то что они хотели этим сказать нам, их потомкам? Вот к чему приковано внимание верующих в рамках поиска духовной, а не научной, истины. Рассматривая предание о трех сподвижниках под таким углом зрения, мы начинаем концентрироваться на его нравственно-назидательном значении.

Так о чем же повествует предание о трех сподвижниках? Вкратце его послание можно сформулировать следующим образом. От Пророка предки современных татар сподобились исламу, ключевые особенности которого отражены в символах посоха, чернильницы и чалмы, расшифрованных выше. Именно то, что пришло от благословенного Пророка в своем взаимодействии и взаимодополнении, несет с собой исцеление и спасает от вырождения татарский народ, олицетворяемый в предании ханской династией.

Интересная деталь: сподвижники для исцеления дочери хана использовали баню, что поначалу может показать несколько неожиданным. Смысл этого в том, что сподвижники Пророка не принесли с собой готового лекарства, а изготовили его на месте из того, что им дал Пророк, и прибегли к процедуре, не существующей у арабов, но распространенной исключительно в здешней местности. Банный веник, собранный из веток дерева, выросшего из воткнутого в чернильницу посоха и оживленного молитвой, исполненной в чалме – это потрясающий и очень емкий образ для осмысления того, как в нашей жизни должно соотносится национальное и общерелигиозное. Иначе говоря, существующие татарские обычаи ислама целиком и полностью произрастают из того, что явлено нам от Пророка, даже если они облечены в формы, известные только в наших краях. Важно понимать и обратное: наверняка до прихода сподвижников ханскую дочь уже не раз парили в бане, однако местные обычаи сами по себе, без исламского наполнения духовно бесполезны и не несут в себе искомого исцеления. Наверное, излишне говорить о том, что в толковании предания имеется в виду духовное, а не физическое исцеление.

Только благодаря прочному союзу, слиянию местного и общерелигиозного, что символизирует также и брак ханской дочери со сподвижником, татары обретают не только духовно-нравственное выздоровление, но и мост в завтрашний день (рождение Мухаммед-Амин хана). Другими словами, без ислама у татар нет будущего. Именно об этом должны помнить те, кого заботит будущее нации. По крайней мере, если им важны заветы предков.
ВКонтакт Facebook Одноклассники Twitter Яндекс Livejournal Liveinternet Mail.Ru

Уважаемые читатели сайта «Исламский портал», представляем вашему вниманию правила комментирования на нашем сайте.

1. Запрещаются любые оскорбительные высказывание в адрес ислама и личности нашего Пророка Мухаммада (с.а.в);
2. Не позволяются высказывания оскорбляющие другие религии и сеющие межнациональную и межрелигиозную рознь;
3.Запрещается любая ненормативная и оскорбительная лексика;
4.При комментировании статей и постов, не разрешается переходить на личности. Просим вас высказываться по существу обсуждаемых проблем и тем;
5.Запрещается выкладывать гиперссылки на другие Интернет-ресурсы;
6. Не разрешается в комментариях публиковать большие цитаты и куски чужих текстов. Формулируйте и высказывайте свою точку зрения. Цитирование возможно, однако, в меру.

Редакция «Исламского портала» оставляет за собой право удалять комментарии, которые не соответствуют правилам сайта.

С уважением,
администрация
Islam-portal.ru