Борьба нового и старого в Исламе (Рафаэль Хакимов vs. Валиулла хазрат Якупов)

Борьба нового и старого в Исламе (Рафаэль Хакимов vs. Валиулла хазрат Якупов)

Многоуважаемые участники дискуссии! Мы собрались поговорить о модернизации Ислама и его традиционных формах, о том, каким он должен быть в современном мире. После того, как каждый из вас обозначит свое видение этой проблемы, Вы должны обменяться тремя вопросами друг к другу, а затем мы подведем итоги. В поединке нет никаких правил и ограничений, кроме одного: нельзя использовать аргументы, имеющие личностные аспекты.

Раунд первый: позиция оппонентов

Рафаиль Хакимов:

Исходной задачей мусульманского реформаторства, джадидизма было сделать татарский народ современным. Татары, живя в православном государстве, в отрыве от исламского мира, под нажимом довольно тяжелого законодательства, должны были уйти от отсталости. Им надо было развиваться, ибо период резервации закончился. Народ почувствовал, что он должен двигаться вперед, поэтому возникла проблема: а где взять пример? Исламский мир не дал нам таких примеров. И тогда возник джадидизм. Надо было критически переосмыслить многое в мусульманской религии, т.к. без богословия нельзя было ни систему образования реформировать, ни осуществить другие преобразования. Изменение богословия отражало интересы всего народа в целом. И благодаря этому возникла особая, татарская субцивилизация. А что еще татарский народ дал миру? Тукай, как и Пушкин, это чисто национальное явление, не известное нигде: ни в Европе, ни в Америке. Фарид Яруллин – молодец, но его творчество – уровень дипломной работы. Других выдающихся татар нет, да и они никого в мире не интересуют. Никто не помнит, кто там, в Германии когда-то был основным поставщиком угля. Помнят Шиллера, Гете. И с этой точки зрения, джадидизм – это то, что татары привнесли в мировую культуру, это их великий вклад в нее. 

Валиулла-хазрат Якупов:

Традиционные формы религии востребованы в современную эпоху, и, поэтому я думаю, интегративный взгляд на феномен Ислама в его классической форме будет сейчас превалировать. За 14 веков земного бытования Ислама проводились разные эксперименты над исламской ортодоксией, и все они шли в сторону усечения полноты Ислама. Например, ваххабизм, характерен исключением тассавуфа (суфизма), и мы видим, что это не пошло на пользу духовности. Общество от этого исключения духовно не выиграло: возникли приоритет ритуализации, механическое исполнение исламских обрядов. Поэтому именно наша эпоха характеризуется интеграцией исламского знания в современный Ислам и, таким образом, стремлением к полноте Ислама, которая возможна только при обращении к его классическим формам. Мы, будучи татарами-ханафитами, считаем, что Абу-Ханифа, как табиин , получил от сахабов прямое, не искаженное учение Пророка, и мы считаем, что ханафизм – это и есть пророческий Ислам, который, на мой взгляд, будет все более распространяться по всему миру.

Раунд второй: вопросы к модернизации

Рафаэль Сибгатович! Следует ли обуславливать социальную модернизацию религиозным реформизмом? Иначе говоря, социальная модернизация возможна и без религиозной реформы, как это было, например, в Италии, ставшей без протестантских преобразований одной из ведущих стран мира. Почему же нельзя добиться социально-экономических успехов без подрыва религиозных устоев мусульманского общества? 

Я как раз и выступаю за итальянский вариант. Просто надо иметь в виду, что реформация имела две стороны: чисто протестантскую, когда выступили против иерархии, и контрреформацию, т.е. ответную реформацию внутри самой католической церкви, которая после преобразований не осталась такой, какой была прежде. 

Итальянский вариант кажется мне совершенно великолепным, т.к. я не возражаю против разделения светского и религиозного. Вы же полагаете, что религией должно быть охвачено все, а я считаю, что ею не все охватывается. Исламская реформация к тому и вела, чтобы наряду с религиозным осмыслением жизни возникла чисто светская жизнь, чтобы произошло разделение – секуляризация, как говорится. В Европе именно с этого все начиналось. Италия как раз пример того, что католическая церковь была отделена от государства. Кесарю – Кесарево, Богу – Богово. Хотя кальвинизм был против подобного разделения. 
Если Вы, Валиулла-хазрат, стоите на позициях разделения религии и государства, то я приветствую это: мы с Вами на одних позициях. Но я боюсь, что Вы даже более секулярны, чем я. Не будем касаться Италии: там были особые условия. Я думаю это неудачный пример для Вас, но не для меня. Я потому и воспользовался Вашим примером, чтобы Вам ответить: католичество реформировалось именно в Италии, начиная именно с Папы Римского, в ответ на реформаторство.

Возьмем пример для нас более близкий, и я скажу, непростой пример: Османская империя. Муфтий там был практически халифом и рассматривался как фактический правитель центра исламского мира. Революция же Камаля Ататюрка состояла в полном отделении религии от государства. Это было не просто отделение. Это была война с религией. Ататюрк закрывал суфийские ордена, мечети, медресе… Иначе говоря, подавлял религию, не так, как большевики, но был очень близок к тому, хотя духовенство и верующих физически не уничтожал. И в результате в Турции появился светский человек. Он совсем как европеец: ему говоришь «Ас-саляму алейкум!», а он отшатывается от тебя. И отдельно от светских людей остались верующие, приверженцы традиционной религии. Получилось, что общество как бы раскололось, что мне не очень по душе. Я против полного разделения духовного и светского, но это будет неизбежным, если Ислам останется нереформированным.
У нас же, в России, реформированный Ислам – джадидизм – нашел общий язык между светским и религиозным, и получилось, что мы не разделены. У нас возможен плюрализм мнений и разных взглядов. Мы не живем по типу: я светский, а ты, извини, религиозный – иди на ту сторону. Мы все равно единый народ. 

К сожалению, сегодня секулярность в России ассоциируется с бездуховностью, культом золотого тельца. С помощью новейших информационных технологий, намного более влиятельных, чем религия, – их напор таков, что с ними очень трудно конкурировать, – пропагандируется чистая погоня за барышом, и часто человек сам не знает, зачем ему столько денег. Он забыл духовность. Это поклонение золотому тельцу все извращает, и я против подобной секуляризации, когда принцип «Богу – Богово, а Кесарю – Кесарево» часть нашего общества делает полностью бездуховным. Я вижу большой потенциал в единстве, в том, что было у нас до революции, когда наши бизнесмены содержали всю систему мусульманского образования, все несли на своих плечах, не как нынешние новые татары.
Нереформированный Ислам, кадимизм – это ступор. Там, к примеру, прописано рабство, но все делают вид, будто этого нет в Шариате. Вот Вы, допустим, правоверный мусульманин ханафитского толка, а вот рабства не замечаете. Конечно, человек может делать вид, что этой архаики нет и использовать только то, что сегодня приемлемо. Но тогда ты нечестен: ты на самом деле уже на пути реформ, только не признаешься в этом. Так ты признайся! Будь честен!

Или как сейчас не принять равенство мужчин и женщин? Как это можно? Это же вопрос справедливости, и нужно быть справедливыми. Справедливость – одно из ключевых, основных понятий Ислама, а по нему все равны. Понятно, в средние века были условия для неравенства мужчины и женщины. Какие для этого есть основания сегодня? Зачем это нужно? Кому? Это Господу нужно? Обществу? Семье? Это наследственный мужской эгоизм! Больше ничего в нем нет. 

Поэтому я считаю, что нам нужно реформирование Ислама. Я не случайно упомянул о поклонении золотому тельцу. Откуда оно возникает? От бездуховности. А бездуховность откуда? От полной секуляризации, когда мусульманин приходит в мечеть на праздник, раздает там милостыню, а в остальное время живет как светский человек, набивает карманы, забывая про общество. Духовности – ноль. Получается, у нас религия – одно дело, а духовность – другое. Разве от этого выигрывает общество? Или религия? Ничего подобного.
Плохо, что религия и духовность отделились. А я скажу, почему они разделяются. Пророк Мухаммад сказал: в начале каждого столетия Аллах будет посылать вам человека для модернизации. Почему? Чтоб не утерялась духовность. Всякая религия начинается с духовности, но потом с течением времени окостеневает и исчезает первоначальный смысл – духовность. 

Конечно, обновление нужно, но почему Вы всегда настаиваете на обновлении именно в форме иджтихада? Иджтихад – это систематизация практических норм Ислама. Но иджтихад уже выполнил свою историческую миссию. Возвращаться к нему также нелепо, как пытаться заново записать Коран или составить сборники хадисов. Обновление (тадждид) фикха, его развитие должно происходить вне рамок иджтихада, точно так же как Коран, не меняясь, находит свое «продолжение» в нескончаемом множестве тафсиров. Почему Вы настаиваете именно на иджтихаде?

Такая постановка вопроса мне сильно напоминает схоластику, от которой я намучился еще в советские времена, когда интерпретировали одну и ту же цитату Ленина то с одной стороны, то с другой, то с третьей. Целые тома интерпретаций писались, в то время как, может быть, вообще не надо было рассматривать эту цитату: она для своего времени была осмыслена, была понятна в определенных условиях. 

Никто Коран не трогает. Я к содержанию Корана не прикасаюсь, я его читаю. Но, читая, я его понимаю по-своему: исхожу из простого, даже примитивного подхода. Может, это не богословский, а социальный подход. И суть его такова: Ислам был дан этому миру для прогресса, чтобы диких арабов сделать цивилизованными. Такова была его изначальная задача, коренной посыл, из чего проистекало и все остальное, позже окостеневшее в виде таклида, в виде мазхабов и т.д.


Я считаю, что важны были не только выводы из учения Ислама, но и методы его познания. Абу-Ханифа – глубочайший богослов, но ценен прежде всего его метод. Он творил для своего времени, потому что ему важно было именно в тот исторический момент, именно тех людей, тот конкретный народ превратить в цивилизованный. Но Абу-Ханифа не говорил на вечные времена и сегодня он, скорее всего, сказал бы по-другому. Так вот, для меня метод – это иджтихад. Проще говоря, человек всегда должен думать. Главное – не слепо следовать кому-то или чему-то, а постоянно думать самому.


Какие-то истины остаются вечными, какие-то – нет. Например, для меня неприкасаем принцип справедливости. Это вечная истина. А рабство – нет. Не могу его признать! Но в давние времена оно существовало. Да, Пророк призывал освобождать рабов, сам их освобождал, но он считался с наличием рабства. Никуда от этого факта не денешься. Но сегодня он – историческая данность, не имеющая никакого смысла. Многое из того, что зафиксировалось тогда, сегодня не имеет смысла. Это уже архаика! И вся отсталость исламской мысли – в таклиде. А все, что было самым передовым в свое время, – в иджтихаде, т.е. в изменении. Если ты перестал мыслить и нет новых идей, жизнь останавливается. Это вся история доказывает, и я как историк могу это подтвердить. История – это развитие духа. Как только дух застыл, окостенел, исчезает государство, исчезают общество, цивилизация – всё. Вот и мы видим то, что сегодня происходит в исламском мире: он отсталый. 

Отвергая принцип таклида, следования авторитетам прошлого, Вы тем не менее косвенно его признаете. Только у Вас селективный, выборочный подход к таклиду. Вы, к примеру, признаете авторитет Курсави, Марджани, готовы следовать за ними, но почему-то именно к Абу-Ханифе и его школе испытываете какое-то неприятие. Если таклид несовместим с Вашими убеждениями, то почему к одним Вы его применяете, а к другим, в первую очередь, к Абу-Ханифе - нет?

Я уважаю Абу-Ханифу более, чем кого-либо. Правда, я не так хорошо знаком с Газали, может, его мысли были еще глубже, чем у Абу-Ханифы. Но в любом случае, мазхаб я не воспринимаю. Абу-Ханифу – воспринимаю, потому что я воспринимаю его метод. Да и сам он говорил: не следуйте моим фетвам, потому что те фетвы давались для конкретных случаев и условий. И из Курсави я не делаю таклида, потому что Курсави, Бигиев, Марджани, Баруди – все разные. Я их уважаю только по одной причине: потому, что они мыслили самостоятельно. Каждый искал свой путь, и у каждого он был свой. Они разные авторы, но при чем здесь таклид? Я из Курсави не делаю таклида. Но он сказал: нам нужен иджтихад, чтобы выйти из этой трясины. Правильно сказал! И за этот метод я его, как и Абу-Ханифу, уважаю. Если иджтихада не будет, татарский народ развиваться не будет, хуже того, исламский мир развиваться не будет. А я наблюдаю тревожные вещи: в исламском мире появляются чисто светские социальные круги, которые отвергают Ислам как таковой и переходят на чисто западный образ жизни. Люди могут быть потомками Мухаммада, но исламское в них исчезает, потому что они видят: это разные миры, и исламский мир отстает, и они винят в этом Ислам. Это плохо. Я опять-таки повторяю: я не выступаю только за светское, я за то, чтобы Ислам остался, потому что духовность должна остаться, а изначально духовность шла не от того, что следовали таклиду, а потому, что был иджтихад.

Раунд третий: вопросы к традиции

Валиулла-хазрат! Скажите, как Вы понимаете духовность? Для Вас религия и духовность, культ и духовность, ритуалы и духовность – одно и то же или нет?


На мой взгляд, стремление стерильно разделить религию и духовность, отделить культ и ритуал от феномена религии – это все-таки какие-то «родимые пятна» христианского понимания и осмысления религии. Ведь не случайно многие ученые говорят, что Ислам – это больше, чем религия. Потому что в Исламе приоритет отдается единству телесного и духовного. Мы, мусульмане, не можем представить, чтобы это было не взаимосвязано. Мы стремимся к единству телесного и духовного, ведь только при достижении этого единства достигается совершенство. Предыдущая история человечества показала, что попытки что-то удалить в религиозном феномене ни к чему хорошему не приводят. На нашей памяти, попытка создать светскую религию, когда даже сам Бог был убран из религии, – это марксизм. Это ведь тоже религия, но только светская, атеистическая. И мы на примере собственной страны убедились, что марксизм не привел к духовности. Поэтому, на мой взгляд, стремления представить нерелигиозную духовность не продуктивны. Если духовность и была в татарском народе, то это все же были интерференции религиозной духовности. И если мы попытаемся отделить духовность и религию, мы не достигнем успеха. Поэтому такой подход, как представление нерелигиозной морали, нерелигиозной духовности априори бесперспективен.

Мне кажется, что Вы, как и все наши оппоненты, идете на «усечение» человеческого счастья, на фрагментацию некоего чуда и того сокровища, которое заключено именно в традиционной религии. Мы как ханафиты, я считаю, обязаны это сокровище не только сохранить, но и передать его эстафету в будущее. Поэтому мы и оппонируем Вам и всем членителям духовности, членителям религии, которые думают, что мир изменился и поэтому изменился и человек. На мой взгляд, человек – всегда одинаковый феномен. Как в первобытное время были и подлецы, и ворюги, и одухотворенные люди, так и сейчас они есть. Каких-то фундаментальных изменений от того, что мы живем более комфортно, не происходит. Вечные вопросы: что есть феномен жизни, что есть феномен смерти – всегда злободневны. И как бы ни был человек окружен компьютерами, он все равно будет обращаться к этим изначальным вопросам бытия.

Как тогда Вы видите будущее татар, исламского мира? Вы говорите, что мир не изменился, а как же наука? Каково же место науки в будущем татар?

Я уже упоминал, что мы, будучи ханафитами, уверены – по-крайней мере, я уверен, – в том, что мы получили Ислам еще при жизни Пророка, т.к. достоверно известно: при Айдархане, булгарском царе, прибыли три сподвижника Пророка, сахаба, и принесли к нам Ислам. И мне кажется, что наличие круга табиинов, то есть учеников этих сахабов, среди татар предопределило и наш мазхаб. Некоторые говорят, что мы получили его из Средней Азии. Я принципиально против. Я считаю, что обладание татарами пророческим Исламом предопределило их выбор и мазхаба. Другими словами, мы приняли этот мазхаб потому, что ханафизм наиболее адекватно отражает пророческий Ислам, ставший миссией нашего народа. Этим объясняется то, что у татар всегда было сильное стремление к знаниям. На просторах царской России, при одинаковом отношении законодательства к разным мусульманским народам, татары выделялись среди мусульман очень высоким процентом грамотности, интересом к науке, что, на мой взгляд, не случайно. Это является очень важным показателем самого уровня Ислама. И поэтому я считаю, что отношение к науке в будущем у татар будет исключительно положительным. До этого мы всегда жили под давлением – то православной империи, то атеистического режима. Наш народ фактически только в последние десятилетия получил свободу и стал входить в естественное русло своего развития, только сейчас стало возможным освобождение татарской религиозной мысли. 

Я хочу еще раз подчеркнуть, что отношение к науке у татарского Ислама очень благоприятное. Часто даже в далекой деревне у татар, которые не сведущи в науке, сыновья учатся в ВУЗах. Им говорят: «Учись – будь человеком!», и стать человеком даже для деревенской мусульманской женщины – значит получить высшее образование. Это народное убеждение тоже детерминируется нашей верой, т.к. исходит именно из Ислама, не из фольклора, не из чего другого, что абсолютно точно.

Другими словами, в Исламе есть некие фундаментальные моменты, которые и создают у татар своеобразный религиозный феномен, наиболее благоприятно соответствующий требованиям современной цивилизации. К ним можно отнести и отсутствие в Исламе понятия первородного греха. У нас человек – это высшее создание Божье, и он не обременен какими-то низменными качествами при рождении, что, на мой взгляд, очень важно. Понятие индивидуализма тоже присутствует в Исламе. И поэтому западная цивилизация, которая сейчас существует, противоречит не Исламу, а самой христианской этике. Христианство отвергает плотский мир, считая, что человечество изначально греховно, и требует соответствующего искупления. Этого в Исламе нет. Поэтому татары, будучи носителями такого естественного, пророческого Ислама, очень легко вольются в новую среду, одухотворят её. Западная цивилизация вопреки своей религии стремится к удовольствиям, плотским удовольствиям. Грубо говоря, она обжирается, но не уважает то, что ест. В Исламе же телесная жизнь не отвергается. Поэтому наиболее часто повторяемой молитвой из Корана стала: «Господь наш! Даруй нам добро и в этом мире, и в последующем». Вот наш подход: и последующий мир мы ценим, и этот не отвергаем, то есть земная жизнь для мусульманина – необходимый и очень важный этап. Быть успешным в этом мире, найти реализацию всех своих потенций, талантов, дарованных Богом, это очень важно для татарина. Поэтому, я уверен, что татары, возможно, первые из исламского мира реализуют эту исламскую доктрину. От уважения к земной жизни возникает и направленность к знаниям и науке. Я не вижу никакого противоречия между религией и наукой.

Как же исламский мир может стать прогрессивным? Не плестись в хвосте у Запада, а стать таким же передовым? Вы предлагаете отделить светское от религиозного, мол, религией занимается духовенство, а над общественным обустройством пусть думают президенты? 

Я думаю, такое разграничение опять же надуманно. В Исламе нет противоречия между светским и религиозным. Мы хотим, чтобы и президенты, и другие руководители были мусульманами, а религиозные деятели участвовали бы в общественной жизни. Возложить задачу прогресса исламской нации только на мусульманское духовенство – неправильно. Это также нелепо, как требовать движения вперед только от бюрократии. Труд над развитием прогресса необходимо разделить, что является общей задачей. У каждой стороны нашего общества есть, возможно, собственные локальные задачи и цели, но они должны быть сгармонированы в достижении общей сверхзадачи. Иначе говоря, я не думаю, что у татарского мусульманского духовенства есть свои цели, отдельные от светской татарской интеллигенции. 

Не только наша религия, но и все религии на постсоветском пространстве еще не вернули свою полноту. Идет процесс исламского возрождения. Но если речь идет о возрождении, становлении, то очевидно, что этот процесс пока не завершен. Другими словами, мы еще не обрели всей полноты своего присутствия в обществе. Значительная часть татарского народа до сих пор атеистична. Она имеет религиозные предрассудки, и не более того. Поэтому странно слышать упреки в недостаточной роли духовенства. Это естественно для переходного периода.

Наш задача в переходный этап – сделать светскую интеллигенцию религиозной. По крайней мере, объяснить, донести до всех существование классического Ислама, его ценностей, которые передались от предыдущих поколений, что он ничем не хуже других религий. Может быть, вместо того, чтобы искать сейчас искусственные религиозные системы или модернизировать Ислам, то есть тратить время на религиозный реформизм и видоизменение религии, лучше идти в будущее, опершись на духовный потенциал классического Ислама. 
Вы же, Рафаэль Сибгатович, ставите перед нами задачу говорить в мечетях, например, о нуждах вертолетостроения. Это фактически цитата. Требуете от нас, чтобы мы говорили о нуждах аэродинамики в клубах, например. На мой взгляд, наша задача в другом – в том, чтобы воспитать молодых людей, заразить такой активностью, таким научным поиском, который сделает ее активными мусульманами, личностями, чтобы они стремились реализовать себя в этой жизни, в том числе – в аэродинамике и вертолетостроении. Не считаю полезным, чтобы наши хазраты, может быть, действительно мало знающие толк в таких специальностях, брали на себя задачи по пропаганде каких-то физических и других дисциплин. На мой взгляд, здесь необходимо, как говорят православные, сотрудничество. Пока же светская интеллигенция далека от Ислама. Это, кстати, не ее вина. Это «родимое пятно» нашего прошлого. Поэтому мы сейчас должны стремиться не к секулярному обществу, а к тому, чтобы если не весь татарский народ, то, по крайней мере, большинство стало практикующими мусульманами. 
Соблюдение норм Ислама приносит необъяснимое наслаждение. Ведь намаз считают пустой тратой времени, нелепым ритуалом только те, кто его не читает. Наши же великие ученые, например, Шахабутдин Марджани писали об обратном – о наслаждении в намазе. Марджани ощущал этот ляззят, говорил, что существует некое наслаждение от намаза. И почему мы должны лишать подобного наслаждения светскую интеллигенцию и государственных чиновников? Наша функция, особенно тех, кто испытал это наслаждение, объяснить, что есть такой феномен и что на Ислам не надо смотреть только с социо-культурных позиций. Нужно пытаться обрести личный Ислам. И тогда не будет никакой дихотомии, ставшей особенностью переходного периода.

Факт отставания исламского мира налицо, и его нужно объяснять, но не нужно искать только религиозные причины для этого объяснения. Ведь сам Ислам очень широк. Если в христианстве идеал человека – это ушедший от мира отшельник-монах, то у нас такого нет. У нас очень широкие возможности: можно быть отшельником, а можно предаваться очень многим наслаждениям – нарушения Божьего Закона не будет, т.к. у нас нет монашеского идеала в Исламе. Но может, все дело в определенном непонимании Ислама предшественниками, определенной дифференциации исламского знания. Например, в превалировании одних элементов знания над другими, скажем, того же суфизма, который гипертрофировался в некоторых регионах и в некоторые исторические времена и действительно способствовал некоей пассивности и застыванию. И это и есть дифференциация Ислама и гипертрофирование некоторых его элементов. Осмыслив все сегодня, мне кажется, можно найти выход в интеграции Ислама, в его полноте, в его гармонии. И если мы правильно воспримем такой интегрированный Ислам, у нас будет очень мощный прорыв вперед.

Раунд четвертый: подведение итогов

Рафаэль Хакимов: 

Мир меняется стремительно, фантастически. Технические достижения, человеческая мысль – сегодня все опирается на науку. Наука стала двигателем всего и вся. Пророк Мухаммад говорил: занимайтесь наукой. Почему? Она, конечно, тогда не имела такого всеобъемлющего значения, как сегодня, но она выводила в цивилизацию, и она сделала исламский мир таким могучим, каким он был в средневековье. Сегодня вызов времени, стремительность его изменения требуют соответствия моральных и духовных ценностей современным реалиям. В противном случае мы будем как лакеи перед другими народами, которые будут двигаться вперед, к цивилизации. И с этой точки зрения я не вижу никакой альтернативы модернизации. Я абсолютно убежден, что модернизация – это присущее Исламу понятие, исконное, изначальное. И оно и сегодня сохраняет свое значение. И если мы этого не поймем, то мы не поймем, 

Валиулла-хазрат Якупов:

Традиционный, пророческий Ислам не противоречит социально-экономическому прогрессу. И поэтому я вижу в будущем возвращение настоящего Ислама, т.е. такого полного Ислама, который объемлет все свои составляющие. Не «кастрированного», не обрезанного кем-либо, не искаженного в то же средневековье, например, когда, как мне кажется, тоже были искажения в понимании исламских ценностей. Я уверен, что сейчас есть все условия для именно такого, праведного понимания Ислама. Даже можно так сказать: научного Ислама. И потому в качестве совета хотел бы сказать всем конструкторам искусственных форм Ислама, что не стоит все-таки увлекаться его реформизмом. Ислам - это такой мощный духовный феномен, такое классическое явление, которое будет востребовано всегда. И может быть, сейчас наступит век Ислама, если воспринимать его в такой интегративной форме, гармоничной, полной форме, как его принимал сам Пророк. 



Количество показов: 7504