08.06.2010

И. Зарипов. Исламские богословы и татарские общественные деятели о Ш. Марджани

В настоящее время заметен возросший интерес к идеям и принципам Ислама. Реисламизация в России сводится к попыткам использовать накопленный за века религиозный опыт, поскольку к XIX в. здесь сформировалась развитая и продуктивная традиция изучения ислама и исламской культуры. В мусульманских регионах России развивалась религиознообщественная мысль, ставшая частью мирового исламского наследия. Заметную роль в этом на рубеже XIXXX вв. сыграли деятели джадидизма – исламского просветительского и реформаторского движения, идеологом которого был Шигабуддин Марджани. Со временем его реформаторские взгляды нашли отклик у большинства исламских богословов и татарских общественных деятелей.

Великий татарский богослов, просветитель, историк, этнограф, археограф и педагог Харун Шигабуддин Бахауддин Марджани родился по новому стилю 16 января 1818 года в селе Ябынчи нынешнего Атнинского района Республики Татарстан. Начальное образование он получил в медресе, в деревне Ташкичу, где преподавал его отец. 

Ш. Марджани не ограничивался изучением предметов, преподаваемых в медресе, он часто засиживался в домашней библиотеке, прилагая немалые усилия для понимания арабских и персидских книг. 

Уже с семнадцати лет Марджани начинает помогать своему отцу в обучении его воспитанников и, будучи неудовлетворенным учебником морфологии персидского языка, составляет свой вариант учебника. А двадцатилетним юношей для продолжения образования отправляется в Бухару.

По сложившейся традиции медресе г. Бухары в первой половине XIX века в силу отсутствия у татар светских учебных заведений являлись своеобразными «лицеями» и «благородными пансионами» для детей более или менее зажиточных татар. И, естественно, родители Ш. Марджани, желая продолжить образование сына, в 1838 году отправили его с попутным торговым караваном на учебу в Бухару.

После пятилетнего пребывания в Бухаре Марджани перебирается в Самарканд и устраивается в медресе «Ширдар». Здесь он близко сходится с кадыем абуСагидом ибн Абдулхай асСамарканди – крупным учёным, кроме теологии хорошо знавшим историю, математику, астрономию, географию и другие науки, располагавшим богатой библиотекой из редчайших книг, которые были предоставлены в полное распоряжение пытливого молодого мыслителя с берегов Волги. «Книги этой библиотеки, – говорил потом Марджани, – оказались для меня подлинными наставниками. Они дали мне знание и выправили мой образ мысли». 

Через два года Шигабуддин Марджани возвращается в Бухару, устраивается в знаменитом медресе «Мирараб», продолжает самообразование. За десять лет в Бухаре и Самарканде Марджани, помимо мусульманского богословия, обстоятельно изучил арабский и персидский языки, философию и историю, занимался математикой, особенно геометрией и астрономией, познакомился с наследием таких корифеев мысли как алФараби, алБируни, ибн Сина, ибн Рушд, алКинди, алМаари, ибн Халдун, с произведениями выдающихся поэтов Востока – Саади, Фирдоуси, Хайама, Низами, Руми, Навои и других. 

Вернувшись в 1849 году на родину, как описывает Ш. Марджани в своем «Мустафад алахбар...», мусульманское духовенство устраивает ему по приезду из Бухары экзамены, выдержав которые, 6 марта 1850 г. на основании указа № 2011 он назначается настоятелем 1й Казанской мечети и главным преподавателем медресе при ней. Здесь он с головой уходит в педагогическую и научную работу. 

Вспоминая Ш. Марджани Абдурахман хазрат Гомэри писал: «Когда я встретился с ним, мне было 15 лет, и с этого времени я стал его учеником до его смерти. Если покажется в моих статьях, что я очень сильно восхваляю Марджани хазрата, то это благодаря той священной специфике, на которую он опирался, так как его специфика основывалась на аргументах и доказательствах. При их отсутствии разрешалось принятие мнения какоголибо ученого. Поэтому одним из плодов этой специфики было то, что у учеников Марджани по отношению к своим преподавателям было меньше фанатичной приверженности, чем у других учеников» [2].

Для Марджани главные авторитеты, разумеется, Коран, сунна, иджма, кияс (сравнение, суждение по аналогии), слова и дела первых муджтахидов. К этим источникам он обращался в первую очередь. Но если в них не находилось аналогии, то он предлагал выносить иджтихад самому, согласно уровню своих знаний. «Местоположение иджтихада – это то, что не доказано ни в Коране, ни в достоверной, известной, знаменитой сунне, то о чем нет достоверного, знаменитого, известного иджма.… А суть дела в иджтихаде, несмотря на множество его определений, состоит в том, что он – дар могущественный, сила благородная, вытекающая из выполнения суждения Корана и записанного в сунне, посредством которого она (сила) получает возможность большего знания суждений шариата и тайн веры». «А таклид – следование иное: слову или действию без доказательства и указанию предпочитающему оставить его» [3].

Галимжан хазрат Баруди, который также был учеником Ш. Марджани более шести лет, вплоть до кончины великого реформатора в 1889 году, влияние которого было решающим на формирование его взглядов, писал: «Марджани хазрат знал ценность знаний, и пытался объяснить это народу, и поэтому хотел, чтобы ученые и имамы жили в достатке, так как простые люди всегда больше обращали внимания на наружный облик человека, чем на внутренний, поэтому ученые муллы должны жить благоустроенно, как все богатые люди, считал он. 

И поистине там, где есть уважение к знаниям, там увеличивается число ученых, тем самым увеличивается распространение знаний. 

Марджани хазрат уделял очень большое внимание студентам и всем тем, кто любил заниматься наукой. Он привлекал и заинтересовывал стремлением к знаниям, а нуждающимся давал книги и оказывал материальную и моральную помощь. Все свои написанные произведения он дарил студентам, не различая, были ли они приверженцами его идей или нет, главной его задачей было привлечение к чтению, он говорил: «Первое требование – чтение книг, а потом уже постепенно появится чувство отличия между правильностью и ошибкой, разумностью и неразумностью. Самое ненадежное дело – это отстранятся от книги и не смотреть на неё, а если у человека всетаки появиться желание посмотреть в книгу, то еще есть надежда» [2].

Шигабуддин Марджани, вплоть до самой своей кончины, считался единственным блестящим знатоком Корана в Казани. Поэтому с 1860 года он по поручению Духовного собрания наблюдал за точностью текста казанских изданий Священной книги.

В 1862 г. после смерти муфтия Габдельвахида Сулейманова Марджани сам стремился занять этот пост. Но благодаря усилиям православных консерваторов и миссионеров его назначение не состоялось. Ключевую роль здесь сыграл миссионер и душитель татарской культуры Николай Ильминский и Константин Победоносцев, по выражению Александра Блока, простерший над Россией совиные крыла. В годы великих реформ Александра II, к сожалению, не был услышан голос татарского общества, также стремившегося к реформам... 

В 186768 годах Духовное собрание мусульман Поволжья и Приуралья назначило Марджани на должность ахунда и мухтасиба Казани (одна из самых почетных религиозных должностей региона), то есть лицом, ответственным за соблюдение мусульманами норм шариата, что явилось несомненным признанием его деятельности со стороны руководства мусульман. 

Абдурахман хазрат Гомэри описывая Ш. Марджани писал: «Он добивался признания своих слов, как бы тяжело это не было, но он также не отвергал прямых высказываний в свой адрес, а наоборот, принимал. Я был свидетелем этого, когда был вместе с ним в поездках.

Марджани хазрат был очень религиозным человеком и поэтому все свои дела он старался выполнять на основе Корана и сунны Пророка, да благословит его Аллах и приветствует, и по этой причине он не понимал тех, которые относились к религии безразлично, а также он был хранителем нации и не любил в одной речи смешивать слова различных языков. В этих двух качествах он проявлял очень большой фанатизм» [2].

Другой богослов Мухаммаднажиб хазрат Тунтари вспоминал: «Если даже мне не удалось посетить уроки Марджани хазрата, то все же мне удалось побывать на собраниях с его участием. На общих собраниях я не припоминаю, чтобы он говорил о науке, изза его молчаливости. На научных же семинарах, дискуссиях круглого стола он говорил немало интересных научных идей, рассказывал о важных исторических событиях, как, например, состояние Ислама в государстве Аббаситских халифов, о положении в Бухаре, о её жителях и многое другое. 

Марджани пытался знать специфические тонкости даже самых простых вещей. Из всего он старался извлечь поучительный урок. Во время чтения и обсуждения научных вопросов он полностью оставлял этот мир, погружаясь в мир размышлений и представлений. Может быть, поэтому он достиг великого звания ученого, ведь недаром говорят: «Только полностью посвящая себя науке, можно получить определенные знания». Если посмотреть и призадуматься над биографией Шигабутдин хазрата, то можно отметить, что он всю свою жизнь провел на пути знаний, науки» [2]. 

Одновременно в 187684 гг. Ш. Марджани преподавал вероучение в Казанской татарской учительской школе. Один из первых мусульманских ученых – член Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете.

Приобщение к европейской и русской культуре и языку по его мнению, ни в коей мере не должно вести к забвению родной культуры и родного языка. «Ислам, – пишет он, – не против знания различных языков мира и приобщения к иноязычному просвещению… Мы убеждены, что изучение русского языка нам не повредит. Но безусловно повредит игнорирование при этом родного языка».

Он считал – как свидетельствует Г. Баруди в своей статье о Марджани – обязательным оберегать национальную одежду Казани и Булгар, их язык, национальные блюда и обычаи. Он также считал нужным обучение русскому языку, но не любил, когда татары использовали в своей каждодневной речи русский язык. Он говорил: «Не разговаривайте, смешивая свой язык с чужим, берегите свой язык, если в вашу речь зайдет слово из другого языка, то тем самым пропадет слово из вашего языка. Знайте русский язык, как его знает русский человек, но, однако между собой его не используйте» [2].

За вызов старому миру его проклинали, называли вероотступником и пособником миссионеров. Работа Марджани в Казанской татарской учительской школе, посещение университета и общение с русскими учёными воспринималось как предательство. На Марджани организовывалась травля, писались обличительные сочинения, муллыпротивники во время богослужения настраивали против него прихожан. По ложному доносу он дважды лишался своей должности, а его медресе – поддержки влиятельных купцовбогачей.

Об этих же фактах упоминает и Ризауддин хазрат Фахретдинов в своей статье о Ш. Марджани: «Открыто критикуя отжившие традиции и не нужные богословские науки, противоречащие Корану и сунне, Марджани пережил от своих современников очень много бед, его труды не были приняты, и он не достиг среди них авторитетного места, а наоборот, подвергся плохим деяниям, он несколько раз был отстранен от занимаемой им должности, его обвиняли в шиизме, вахаббизме, дахризме и даже в безбожии» [1]. Это также подтверждает и Г. Баруди: «Врагов и завистников у Марджани хазрата было предостаточно изза его противоречивости устоявшейся общественной мысли, доходило даже до того, что его обвиняли в заблуждении и вероотступничестве, но, однако, Марджани писал и издавал свои труды, даже если они противоречили общественному мнению» [2]. Работал он самозабвенно. Даже будучи тяжело больным, не прекращал занятий в своём медресе, а когда окончательно был прикован к постели, принимал шакирдов у себя дома, давая им уроки. 

Марджани – сторонник идей своего прославленного земляка, религиозного реформатора Абденнасыра Курсави, предвестника джадидского движения в России, и именно он заложил его основы – реформу преподавания в медресе, усвоение татарским народом передовых достижений мировой культуры и науки. 

Чем же реформаторство Марджани отличалось от реформаторства УтызИмяни и Курсави? Прежде всего, тем, что Марджани вырабатывает на основе исламского права нормы и положения, соответствующие потребностям татарского общества второй половины XIX века. Он считал, что некоторые положения этого права, уже не соответствующие действительности, следует толковать поновому и что необходимо приобщить гражданскоадминистративную и правовую область жизни мусульман к новой социокультурной ситуации, возникшей в Поволжье во второй половине XIX века. В противоположность ему религиозные ученыеортодоксы (факыхы, имамы, хадисоведы) не считали нужным разрабатывать социальнополитические теории, поскольку полагали, что решение всех общественнополитических проблем уже зафиксировано в шариате и в новых подходах не нуждается [3].

Именно эти реформы были причиной бурного противостояния Г. Курсави и сторонников старого ханифитского правоведения, продолжавшегося в тяжелой полемике Ш. Марджани с рядом ортодоксальных имамов во главе со знаменитым богословом из деревни Кшкар И.М. Утямышевым.

В непонятных школьных экспериментах джадидского духовенства, в его непростительно смелых и крамольных педагогических, философских, исторических трудах, имамыконсерваторы в лице Гилязeтдина Мухутдинова, Шагиахмета Менгери, Нургали Буави, братьев Усмановых и многих других видели конкретный результат, и даже продолжение миссионерской политики Н.И. Ильминского.

Однако, наиболее активным представителем татарского мусульманского консерватизма являлся имам села Тюнтер Ишмухамед Динмухаметов, который примерно в 1887 году начал проявлять себя как общественный деятель, яркий публицист, резко выступавший с позиций ортодоксального духовенства против реформаторских взглядов Г. Курсави и Ш. Марджани, опровергая исповедуемый ими принцип трансцендентности Бога, положение об открытости и доступности иджтихада каждому мусульманину, осуждая критическое отношение мыслителей к трудам теоретиков ханафитского права. Обвиняя своих оппонентов не только в вольном обращении с Кораном, сунной и работами авторитетных факыхов, но и в элементарном невежестве, Ишмухамед мулла вместе с тем справедливо усматревал тесную идейную преемственность Г. Курсави и Ш. Марджани с поколением джадидских реформаторов в лице Г. Баруди, Р. Фахретдинова, М. Бигиева и др. Для Ишмухамеда Динмухаметова их общественная деятельность представлялось отступлением от норм Шариата и объяснялась плохо скрываемым лицемерием, сознательным куфром (безбожием) и атеизмом.

Свое отношение к джадидизму он выразил в серии из более чем сорока брошюр, которые были написаны и изданы им на рубеже Х1ХХХ вв. 

Для И. Динмухаметова было чрезвычайно важно убедить широкие массы консервативно настроенных мусульман в преступной, антиисламской сути джадидизма, поэтому во многих своих работах он, не уставая, подчеркивал отсутствие истинной веры у новометодистов, их фактическое тождество с неверными, он писал: «Наглядное объяснение, что евреи, христиане, отвергая несомненные доказательства, неопровержимые Священные тексты Корана и Сунны и следуя в верованиях и деяниях прихотям своим, стали в числе оскорбляющих свою веру и принимающих ее за игрушку. Подобно им и новометодисты сделали свою религию игрушкой… и исповедуют не истинную веру» [5].

Лейтмотивом теоретических изысканий улема являлась мысль о том, что сохранение веры, целостность и единство общины возможны лишь при полной ее замкнутости, неизменности вековых принципов мусульманского образования, безусловной автономии и обособленности от государства иноверцев. 

Ишмухамед Динмухаметов одним из первых среди мусульманских консерваторов, призвал к активному социальному противодействию джадидам, не исключая их полной изоляции от общины, применения к ним насилия и государственных репрессий.

Впрочем, в этом своем убеждении он был совсем не одинок. Единомышленник хазрата – имам деревни Ясашная Сердобряшка Казанского уезда Гилязутдин Мухутдинов в 1899 г. в одной из своих публицистических работ называл обучение по новому методу враждебным человеку явлением, с которым следует вести непримиримую борьбу. Вообще, для представителей кадимизма были характерны резко отрицательные оценки всех нововведений в жизни мусульман и нарочито агрессивное отношение к инициаторам джадидских преобразований.

Однако здесь необходимо заострить особое внимание на следующем, очень важном моменте – декларируемые идеологами кадимизма принципы зачастую так и оставались яркими декларациями, рассчитанными на сочувствие массовой мусульманской аудитории того времени, и порой никак не согласовывались с конкретным социальным поведением и жизненной практикой самих авторов. Тот же Ишмухамед Динмухаметов на деле вовсе не являлся непримиримым противником светского образования для мусульман. Мало того, человек, яростно проклинавший в многочисленных книгах неверных, отступников и их систему образования, сознательно обучал своих детей в русскотатарском училище русскому языку и достаточно спокойно относился к преподаванию некоторыми хальфами его же собственного медресе по новому методу.

Уже упомянутый нами имам деревни Ясашная Сердобряшка (Серда) Гилязутдин Мухутдинов, написавший «Книгу – твердую как железо, уничтожающую новый метод» вел понастоящему светский образ жизни: по примеру джадидов и рука об руку с ними активно помогал властям проводить перепись 1897 г., сотрудничал с губернским земством по оказанию помощи населению, пострадавшему в неурожайные 18911892 гг., избирался в выборщики губернского избирательного собрания. Как и Ишмухамед Динмухаметов, дал своим сыновьям не только религиозное, но и отчасти светское образование на русском языке. В 1897 г. имам, обли¬чавший джадидов в неверии и несоблюдении предписаний Шариата, был со скандалом лишен указа на исполнение обязанностей имамхатиба за «нетрезвую жизнь и безнравственное поведение». Так же непоследовательны, на первый взгляд, были имамы Усмановской мечети города Казани Гарифулла и Мухаметгариф Салиховы, написавшие се¬рию брошюр о вреде новометодного обучения и в то же время фактически участвовавшие в джадидском переустройстве своего собственного медресе, мирно сосуществуя в стенах одного учебного заведения с русским классом во главе с известным педагогом и просветителем Шарифуллой Ахмеровым [4].

Имам Буинского района Абдулла хазрат Гобэйдулла писал: «В свое время, при жизни Марджани за все свои ценные многозначимые труды не был признан большинством соплеменников, многие считали его шиитом, мугтазилитом, некоторые даже говорили, что он атеист. Но, однако, его книги печатались и доходили до самых далеких стран. В исламских государствах высоко оценивающих его труды людей было много, за что многие считали его великим ученым. Один из самых известных богословов Египта Махмуд Фаляки, когда читал «Назуратул хакк» сказал: «Живя в России иметь столько знаний – это просто удивительно». Позже, когда он встретился с Марджани во время поездки в паломничество и, увидев широту его знаний, красноречие арабского языка и его высоконравственные качества, его удивленность и симпатия к нему еще больше возросли, и он сказал: «Поистине, этот человек действительно может быть автором «Назуры». Эти слова передал Камалуддин хазрат ашШакави.

Бейрутский же ученый социолог Абдулкадир хазрат, прочитав многие произведения Марджани, писал: «Марджани хазрат очень много сделал для татар. Он объяснил, что российские мусульмане являются одной нацией, и они должны жить как одна нация. Он открыл для них путь развития и совершенства. Спас от множества бед. 

Марджани хазрат является необычным и выдающимся человеком, который появился на севере земного шара» [2].

Это же отмечает и Ризауддин хазрат Фахретдинов: «В печати, в течение 20 лет после смерти Марджани не было напечатано даже короткой маленькой статьи о его биографии, но, однако его имя распространилось по всему миру благодаря его ценным трудам» [1].

В авторитетной энциклопедии Востока, изданной на арабском языке в Ливане, имя Марджани занимает достойное место. Арабский ученый Хайруддин азЗирекли в своем биобиблиографическом словаре дает наиболее общее описание его жизнедеятельности и приводит биографию Марджани, ссылаясь на «Талфик алахбар» М.Рамзи: «Он был имамхатыбом, преподавателем первой Казанской мечети. Воспитал много ученых, открыто выступал за иджтихад, критиковал некоторых мыслителей старшего поколения, был упорным в спорах, вследствие чего с ним враждовали современники, его смещали с должности, потом, правда, восстанавливали» [6].

Произведения Марджани не только опровергли ложные прозвища, которыми обзывали его и использовали имамыконсерваторы в своих выступлениях перед народом, но также решающе повлияли на сознание видных деятелей движения за обновление, как Галимджана Баруди, Мусы Баруди, Абдурашида Ибрагимова, Кашшафа Тарджумани, Зии Камали, Ризауддина Фахретдинова, Мусы Бигиева и др. Так, вспоминая, пишет Р. Фахретдинов: «Моя враждебность и несимпатия к Марджани сменилась любовью и признанием благодаря его произведению «Жаруда», после печати которого, я не знаю, как оно подействовало на народ, но, однако, я думаю, что Марджани чувствовал себя, превосходно зная, что научное пространство стало принадлежать только ему. 

Начиная с того дня, как я прочитал «Жаруду» я стал уделять большой интерес к каждому напечатанному его произведению и получал огромную пользу. Во многих научных вопросах я обращался к его книгам, без разницы – принимал ли я его мнение или не принимал» [1].

От произведений Марджани, как писал в 1915 году писатель и ученый Галимджан Ибрагимов, веет духом «отстаивания свободы мысли, ясной веры в будущее и уважения человеческого разума... С первых строк и до последней их пронизывает идея борьбы против рабства мысли, ее закованности мертвыми традициями и стремлением к разрушению цепей, наложенных на человеческий разум» [9].

Вообще, идеологические противоречия в среде мусульманского духовенства преодолевались постепенно, причем стремление к компромиссу, обусловленное как результатами самих реформ, так и общественнополитической ситуацией в стране, было обоюдным – консерваторы видели, что новая мусульманская школа не несет губительных для Ислама опасностей, новаторы же приходили к убеждению о необходимости сохранения лучших традиций кадимистских медресе, осторожного, продуманного внедрения новшеств в жизнь российских мусульман. Вот почему на курсы учителейновометодистов, организованные Гани Хусаиновым, отправляли своих хальф такие консервативные богословы, как Нургали Буави, братья Утямышевы из Кашкар и др. [4].

В 1915 году вышел в свет сборник статей по случаю столетия со дня рождения Шигабуддина Марджани, в котором приняли участие более 20 видных татарских богословов и просветителей. Почти все из них были лично знакомы с великим реформатором и поэтому написали очень много ценной информации на основе своих воспоминаний, исторических фактов, умозаключений и анализов сочинений Ш. Марджани. 

Ученый написал более тридцати произведений по мусульманскому законодательству, догматике, этикету, истории, философии, социологии, логике и др., большая часть которых была на арабском языке и только некоторые сочинения написаны на татарском языке арабским шрифтом. Более половины трудов были изданы в Казани, остальные в виде рукописей остались в разных хранилищах.

Похоронен Ш. Марджани на казанском кладбище в НовоТатарской слободе.

В Казани именем Марджани названа Соборная мечеть и успешно работает Институт истории имени Шигабуддина Марджани Академии наук РТ.

После его смерти, лучшие сыны татарского народа имя Марджани вспоминали с великой благодарностью. Г.Ибрагимов назвал его великим учителем и «утренней звездой татарского пробуждения». Он мечтал о всеобщем обновлении жизни, о пробуждении сознания народа. Осуществлению этой мечты он отдал все свои силы. И это не было напрасным.

Библиография

Гобайдуллин С.С. Маржани. Т.1. – Казань: Издво «Иман», 2001. 

Гобайдуллин С.С. Маржани. Т.2. – Казань: Издво «Иман», 2001. 

Ибрагим Т.К., Султанов Ф.М., Юзеев А.Н. Татарская религиознофилософская мысль в общемусульманском контексте. – Казань: Тат. кн. издво, 2002. 

Ислам и мусульманская культура в Среднем Поволжье: история и современность. Очерки. – Казань: Мастер Лайн, 2002. 

Миградж – Эльфигуль, Мифтах хутба и салям альгуман. – Оренбург, 1908. 

Очерки Марджани о восточных народах. – Казань: Тат. кн. издво, 2003. 

Юсупов М.Х. Галимджан Баруди. – Казан: Тат.кн.издво, 2003. 

www.evid.ru/article.jsp 

www.tatworld.ru/article.shtml